Неточные совпадения
Весь длинный трудовой день не
оставил в них другого следа, кроме веселости. Перед утреннею зарей всё затихло. Слышались только ночные звуки неумолкаемых в болоте лягушек и
лошадей, фыркавших по лугу в поднявшемся пред утром тумане. Очнувшись, Левин встал с копны и, оглядев звезды, понял, что прошла ночь.
Утренняя роса еще оставалась внизу на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног
лошади,
оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
Чичиков между тем так помышлял: «Право, было <бы> хорошо! Можно даже и так, что все издержки будут на его счет. Можно даже сделать и так, чтобы отправиться на его
лошадях, а мои покормятся у него в деревне. Для сбереженья можно и коляску
оставить у него в деревне, а в дорогу взять его коляску».
Потом мать, приласкав его еще, отпускала гулять в сад, по двору, на луг, с строгим подтверждением няньке не
оставлять ребенка одного, не допускать к
лошадям, к собакам, к козлу, не уходить далеко от дома, а главное, не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурною репутацией.
— Там получи от Калинникова триста пятьдесят рублей, а
лошадь оставь у него.
И точно опустился занавес, луна ушла под облака, и вдруг все потемнело кругом. Старцев едва нашел ворота, — уже было темно, как в осеннюю ночь, — потом часа полтора бродил, отыскивая переулок, где
оставил своих
лошадей.
Немного пониже крестьянская
лошадь стояла в реке по колени и лениво обмахивалась мокрым хвостом; изредка под нависшим кустом всплывала большая рыба, пускала пузыри и тихо погружалась на дно,
оставив за собою легкую зыбь.
Лошадь походила на тех сказочных животных, которых рисуют дети на стенах и заборах; но старательно оттушеванные яблоки ее масти и патроны на груди всадника, острые носки его сапогов и громадные усы не
оставляли места сомнению: этот рисунок долженствовал изобразить Пантелея Еремеича верхом на Малек-Аделе.
1 июля прошло в сборах.
Лошадей я
оставил дома на отдыхе, из людей взял с собою только Загурского и Туртыгина. Вещи свои мы должны были нести на себе в котомках.
Вечером я сидел с Дерсу у костра и беседовал с ним о дальнейшем маршруте по реке Лефу. Гольд говорил, что далее пойдут обширные болота и бездорожье, и советовал плыть на лодке, а
лошадей и часть команды
оставить в Ляличах. Совет его был вполне благоразумный. Я последовал ему и только изменил местопребывание команды.
По пути около устьев рек Мацангоу [Ма-чан-гоу — долина с пастбищами для
лошадей.], Сыфангоу [Сы-фан-гоу — четырехугольная долина.] и Гадала виднелись пустые удэгейские летники. В некоторых местах рыба еще не была убрана. Для укарауливания ее от ворон туземцы
оставили собак. Последние несли сторожевую службу очень исправно. Каждый раз, как только показывались пернатые воровки, они бросались на них с лаем и отгоняли прочь.
Было каникулярное время, и потому нас поместили в школе,
лошадей оставили на дворе, а все имущество и седла сложили под навесом.
Услышав стрельбу, Олентьев решил, что мы подверглись нападению хунхузов.
Оставив при
лошадях 2 коноводов, он с остальными людьми бросился к нам на выручку. Наконец стрельба из ближайшей к нам фанзы прекратилась. Тогда Дерсу вступил с корейцами в переговоры. Они ни за что не хотели открывать дверей. Никакие увещевания не помогли. Корейцы ругались и грозили возобновить пальбу из ружей.
После отдыха отряд наш снова тронулся в путь. На этот раз мы попали в бурелом и потому подвигались очень медленно. К 4 часам мы подошли к какой-то вершине.
Оставив людей и
лошадей на месте, я сам пошел наверх, чтобы еще раз осмотреться.
Лошади были давно готовы, а мне все не хотелось расстаться с смотрителем и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал мне доброго пути, а дочь проводила до телеги. В сенях я остановился и просил у ней позволения ее поцеловать; Дуня согласилась… Много могу я насчитать поцелуев, [с тех пор, как этим занимаюсь,] но ни один не
оставил во мне столь долгого, столь приятного воспоминания.
Я отдал себя всего тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям: неторопливо сменяясь, протекали они по душе и
оставили в ней, наконец, одно общее чувство, в котором слилось все, что я видел, ощутил, слышал в эти три дня, — все: тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами, радушные лица поселян, их синие камзолы и серые чулки, скрипучие, медлительные возы, запряженные жирными
лошадьми, а иногда коровами, молодые длинноволосые странники по чистым дорогам, обсаженным яблонями и грушами…
Владелец заложенных у него
лошадей разорился, часть
лошадей перешла к другим кредиторам, две остались за долг Стрельцову. Наездник, у которого стояли
лошади, предложил ему
оставить их за собой и самому ездить на них на призы.
Раз
оставив свой обычный слегка насмешливый тон, Максим, очевидно, был расположен говорить серьезно. А для серьезного разговора на эту тему теперь уже не оставалось времени… Коляска подъехала к воротам монастыря, и студент, наклонясь, придержал за повод
лошадь Петра, на лице которого, как в открытой книге, виднелось глубокое волнение.
Батюшка нам
оставил пять
лошадей и три коровы.
Нужно было ехать через Балчуговский завод; Кишкин повернул
лошадь объездом, чтобы
оставить в стороне господский дом. У старика кружилась голова от неожиданного счастья, точно эти пятьсот рублей свалились к нему с неба. Он так верил теперь в свое дело, точно оно уже было совершившимся фактом. А главное, как приметы-то все сошлись: оба несчастные, оба не знают, куда голову приклонить. Да тут золото само полезет. И как это раньше ему Кожин не пришел на ум?.. Ну, да все к лучшему. Оставалось уломать Ястребова.
Свою
лошадь Кожин
оставил у кабака, а сам пошел пешком.
— Ну, будь здорова. А к нам побываешь? Побывай: я
лошадей тебе
оставлю. Будь же здорова; Христос с тобою.
Переправа кареты, кибитки и девяти
лошадей продолжалась довольно долго, и я успел набрать целую кучу чудесных, по моему мнению, камешков; но я очень огорчился, когда отец не позволил мне их взять с собою, а выбрал только десятка полтора, сказав, что все остальные дрянь; я доказывал противное, но меня не послушали, и я с большим сожалением
оставил набранную мною кучку.
В несколько дней сборы были кончены, и 2 августа, после утреннего чаю, распростившись с бабушкой и тетушкой и
оставив на их попечение маленького братца, которого Прасковья Ивановна не велела привозить, мы отправились в дорогу в той же, знакомой читателям, аглицкой мурзахановской карете и, разумеется, на своих
лошадях.
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица говорит: «Два дурака съедутся — инно
лошади одуреют»), при мне вели между собой одушевленный обмен мыслей о том, следует ли или не следует принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников не получил к празднику никакой награды, то один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого вопроса, просто-напросто сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но не разрешить!» И я не только не обиделся этим, но простодушно ответил: «Да, я могу только запутать, а не разрешить!» — и скромно удалился,
оставив дураков переливать из пустого в порожнее на всей их воле…
Вот шагом потянулись в гору экипажи с дамами, тяжело переваливаясь с кочки на кочку и
оставляя на траве измятый светло-зеленый след; под ногами
лошадей хлюпает и шипит вода.
— Вы так хорошо испортили «казенную» бумагу, что и «казенную»
лошадь можно за это простить. Не беспокойтесь, за выпуск номера мы вас не привлечем. Я поговорю с цензором, а эти строчки я
оставлю себе на память.
— Один он ехал на хозяйской
лошади, чтобы
оставить ее в селе Волжине и взять оттуда сдаточных…
— Он увез. Собственные, говорит, маменькины образб. И тарантас к себе увез, и двух коров. Все, стало быть, из барыниных бумаг усмотрел, что не ваши были, а бабенькины.
Лошадь тоже одну оттягать хотел, да Федулыч не отдал: наша, говорит, эта
лошадь, старинная погорелковская, — ну,
оставил, побоялся.
Элдар донес, что
лошади в княжеской конюшне, людей поместили в сарае, оружие
оставили при них и переводчик угащивает их едою и чаем.
— У березника
оставил, версты полторы отсюдова, — начал он плачевным голосом. —
Лошадь молоньи испужалась и в канаву бросилась.
Настичь его было невозможно: он скакал проселочными дорогами, забирая свежих
лошадей, и
оставлял за собою возмутителей, которые в числе двух, трех и не более пяти разъезжали безопасно по селениям и городам, набирая всюду новые шайки.
Так и мерещатся, так и снятся наяву
лошади, бричка, няня и теплая беличья шубка, которую прислала за мною мама и которую няня неизвестно для чего, в первые минуты своего появления в пансион, принесла мне и
оставила.
Анна Петровна.
Оставьте меня, не ваше дело… Я не могу, поеду… Велите дать
лошадей… (Бежит в дом.)
№ 1.Директор, генерал-майор Перский (из воспитанников лучшего времени Первого же корпуса). Я определился в корпус в 1822 году вместе с моим старшим братом. Оба мы были еще маленькие. Отец привез нас на своих
лошадях из Херсонской губернии, где у него было имение, жалованное «матушкою Екатериною». Аракчеев хотел отобрать у него это имение под военное поселение, но наш старик поднял такой шум и упротивность, что на него махнули рукой и подаренное ему «матушкою» имение
оставили в его владении.
Он взял подушку и пошел к двери. После того как он окончательно решил уехать и
оставить Надежду Федоровну, она стала возбуждать в нем жалость и чувство вины; ему было в ее присутствии немножко совестно, как в присутствии больной или старой
лошади, которую решили убить. Он остановился в дверях и оглянулся на нее.
— Ты веришь своему старичку агенту, для меня же его совет — бессмыслица. Твой старичок мог лицемерить, он мог упражняться в терпении и при этом смотреть на нелюбимого человека, как на предмет, необходимый для его упражнений, но я еще не пал так низко; если мне захочется упражняться в терпении, то я куплю себе гимнастические гири или норовистую
лошадь, но человека
оставлю в покое.
— Эх, барин! барин!.. ты грешишь! я видел, как ты приезжал… и тотчас сел на
лошадь и поскакал за тобой следом, чтоб совесть меня после не укоряла… я всё знаю, батюшка! времена тяжкие… да уж Федосей тебя не
оставит; где ты, там и я сложу свою головушку; бог велел мне служить тебе, барин; он меня спросит на том свете: служил ли ты верой и правдой господам своим… а кабы я тебя
оставил, что бы мне пришлось отвечать…
Здесь отдыхал в полдень Борис Петрович с толпою собак,
лошадей и слуг; травля была неудачная, две лисы ушли от борзых и один волк отбился; в тороках у стремянного висело только два зайца… и три гончие собаки еще не возвращались из лесу на звук рогов и протяжный крик ловчего, который, лишив себя обеда из усердия, трусил по островам с тщетными надеждами, — Борис Петрович с горя побил двух охотников, выпил полграфина водки и лег спать в избе; — на дворе всё было живо и беспокойно: собаки, разделенные по сворам, лакали в длинных корытах, —
лошади валялись на соломе, а бедные всадники поминутно находились принужденными
оставлять котел с кашей, чтоб нагайками подымать их.
— Велите отложить
лошадей, — перебила Перепетуя Петровна, поднимаясь со стула и придя в совершенный азарт. — Павел Васильич! Что ж вы молчите? Велите сейчас отложить
лошадей. Останьтесь дома и
оставьте и ее: она не смеет против вашего желания делать!
—
Оставь его, дядя Кондрат, — отозвался с сердцем товарищ мельника, —
оставь, говорю; с ним и сам сатана, возившись, упарится; вишь, как он кобенится, часов пять и то бились,
лошадь того не стоит; пойдем, авось попадем на другую, здесь их много…
Здесь нет въезда, берег представляет отвесную стену, и потому зимой сани
оставляют на реке, а
лошадей приводят узкой тропой прямо на лед.
Как только Василий Андреич соскочил с нее,
лошадь справилась, рванулась вперед, сделала прыжок, другой и, опять заржавши и таща за собой волочившееся веретье и шлею, скрылась из вида,
оставив Василия Андреича одного в сугробе.
Несколько раз он взглядывал на
лошадь и видел, что спина ее раскрыта и веретье с шлеею лежат на снегу, что надо бы встать и покрыть
лошадь, но он не мог решиться ни на минуту
оставить Никиту и нарушить то радостное состояние, в котором он находился. Страха он теперь не испытывал никакого.
Когда же Василий Андреич, садясь на
лошадь, покачнул сани, и задок, на который Никита упирался спиной, совсем отдернулся и его полозом ударило в спину, он проснулся и волей-неволей принужден был изменить свое положение. С трудом выпрямляя ноги и осыпая с них снег, он поднялся, и тотчас же мучительный холод пронизал всё его тело. Поняв, в чем дело, он хотел, чтобы Василий Андреич
оставил ему ненужное теперь для
лошади веретье, чтобы укрыться им, и закричал ему об этом.
Никита. Деньги, вот они. (Лезет в карман, достает бумажник, вертит бумажки, достает десятирублевую.) Бери на
лошадь. Бери на
лошадь, я родителя не могу забыть. Обязательно не
оставлю. Потому родитель. На, бери. Очень просто. Не жалею. (Подходит и сует Акиму деньги. Аким не берет денег.)
Экипажи
оставили у лакейского подъезда и у девичьего крыльца;
лошадей приказано было отложить, а лакеям и горничным выбирать из карет и повозоктолько необходимое для ночлега, из чего можно заключить, что барыня надеялась на скорое выздоровление Петруши.
Ямщики
оставили уставших
лошадей и кинулись к нам, с любопытством глядя вниз на далекую реку.
Яков проводил его до станции молча, потом вернулся домой и запряг
лошадь, чтобы везти Матвея в Лимарово. Он решил, что свезет его в Лимаровский лес и
оставит там на дороге, а потом будет говорить всем, что Матвей ушел в Веденяпино и не возвращался, и все тогда подумают, что его убили прохожие. Он знал, что этим никого не обманешь, но двигаться, делать что-нибудь, хлопотать было не так мучительно, как сидеть и ждать. Он кликнул Дашутку и вместе с ней повез Матвея. А Аглая осталась убирать в кухне.
Все четверо быстро погнали вперёд,
оставив меня одного с девицей. Обняв за плечи, веду её, выспрашиваю, как всё это случилось, она жмётся ко мне, дрожит, пытается рассказать что-то, но, всхлипывая, говорит непонятно. Впереди нас дробно топочут
лошади, сзади гудит народ, а земля под ногами словно растаяла и течёт встречу нам, мешая идти. Девушка кашляет, спотыкается, охает и скулит, точно побитый кутёнок.